Житье Смита

Часть 1

Мистер Aдам Смит был первым и последним программным продуктом (по-нашему ребенком) некоей программы Си++, написанной самим Создателем Матрицы. Подобно большинству ученых, отец Матрицы и Смита был конченым циником, которого абсолютно не заботила судьба пары сотен его виртуальных жен и отпрысков. Так произошло и с матерью Смита: в один прекрасный день Сэм (сокращенно от Создатель Матрицы) стер ее с жесткого диска своей Вычислительной Машины, дабы загрузить туда две тысячи страниц пособия «Интернет для чайников». Когда на запрос компьютера «Действительно ли вы хотите удалить все объекты из корзины?» был получен утвердительный ответ, ячейки памяти, которые занимала Си++, за долю миллисекунды были очищены от ее параметров, навечно лишив беднягу Смита материнской опеки.
О сыне Сэм практически не вспоминал – гораздо чаще ему приходилось выяснять отношения с биологической бабушкой юного Адама, непримиримой революционеркой из Сиона. Чертова теща постоянно пилила беднягу насчет того, что он, видите ли, совсем не заботится о воспитании ребенка, а именно: ни разу не забрал его из детского сада, ни разу не сводил сыночка на бейсбол и даже отказался от такой мелочи, как заплатить пару сотен тысяч за его будущую учебу в колледже. Впрочем, эти невинные ссоры служили бабушке скорее для поддержания своей бунтарско-пролетарской формы, ведь знала она, что Сэма не проймешь никакими скандалами – как истинный программист, он презирал мнение «пользователей». Но внука своего она любила, хоть и была с ним довольно строгой. Добавим, что Смит так и не узнал об истинной судьбе своей матери и о том, кто является его отцом.
Годы тянулись медленно, до перезагрузки была еще парочка столетий, и жизнь малютки Адама шла своим чередом. Достигнув положенного возраста, он вступил в ряды учеников какой-то гуманитарной школы (понятное дело, бабулю не вдохновляла перспектива иметь внучка-компьютерщика). Неким стандартным для всех детей образом Смит более-менее пристойно доучился до старших классов, и тогда… тогда произошло событие, которое испоганило ему всю жизнь и навечно перечеркнуло детские мечты насчет карьеры летчика-парашютиста. Итак, в самом начале учебного года, на большой перемене, когда все нормальные дети стремглав несутся в столовую за дозой булки с молоком (сам Смит ничего не ел, так как был программой), старшеклассника Адама зачем-то потянуло на соседствующую с школой стройку. Что ему там понадобилось, науке неизвестно; быть может, причина столь странных действий была в неудержимой тяге к познанию, которой компьютерщик Сэм бессовестно наделял все свои разработки, чтобы свободная кэш-память не пустовала. И тут беднягу Смита настигла самая что ни на есть банальная Случайность, при всей своей глупости не переставшая быть трагически непоправимой. В тот момент, когда юный школьник с восхищением наблюдал за действующей моделью подъемного крана, на его голову свалилась частичка материального мира, имя которой было Кирпич.
Смит вышел из комы много недель спустя и нельзя сказать, что это событие его обрадовало. В первый же миг возвращения в виртуальную реальность Матрицы Адам с удивлением обнаружил, что удар злополучным Кирпичом повлек за собой крайне серьезные последствия: он ничего не слышал и вдобавок к этому практически ничего не видел. Казалось бы, поставленный перед этим фактом человек всерьез решил бы, что теперь ему жить, собственно, незачем, но разум Смита был запрограммирован иначе. Одно из немногих преимуществ искусственного интеллекта над естественным заключалось в том, что Адаму были неведомы философские раздумья об утерянном смысле бытия. Поэтому он воспринял постигшее его несчастье с поразительным спокойствием.
Следующие полгода Смит посвятил тому, чтобы подобрать себе очки, так как без очков он не видел дальше своего носа. Надо сказать, что он так бы их и не обрел, если бы не пропагандистская деятельность заботливой бабушки, всю силу и мощь которой та направила на безответственного папочку Сэма. Вконец раздраженный нескончаемыми звонками и письмами по е-мэйлу, Создатель Матрицы все же согласился помочь бедняге сыночку – постоянные тещины увещевания страшно отвлекали его от недавно начатой кампании в «Контр Страйк». Вот каким образом Смит получил свои знаменитые очки, с которыми не расставался еще много-много лет.
Возвращаться к школьным занятиям у Адама не было ни желания, ни возможности; по этой причине бабушка решила сразу отправить его в тот самый неоплаченный Сэмом колледж (благо, справка об инвалидности позволила Смиту учиться там бесплатно). Еще одной мизерной компенсацией за подорванное здоровье стал бесплатный проезд в метро – этой возможностью Адам очень дорожил, ведь она позволяла ему свободно перемещаться по городу, не сталкиваясь с чертовыми дорогами и светофорами, цвет которых он не различал и с расстояния в полметра.
Нельзя сказать, что студенты колледжа были рады иметь Смита в своих однокурсниках: как для них, так и для преподавателей разговор с Адамом неизменно превращался в настоящее мучение. Не то, чтобы все на самом деле было так безнадежно… просто у юного Смита начали проявляться отцовские черты характера, как то цинизм, эгоизм и самовлюбленность. К тому же, за ним слишком часто наблюдались всякого рода странности. Единственным слоем студенческого общества, которое относилось к Адаму благосклонно, были девушки: Смит прослыл среди них оригиналом, а это автоматически поднимало его значимость. К тому же, не жалеть несчастного парня, в семнадцать лет лишившегося слуха и зрения, было невозможно, а, как известно, от жалости до любви всего один шаг… По правде говоря, слух к Смиту давно вернулся, но никто в колледже об этом не знал: Адаму доставляло неимоверное удовольствие вынуть слуховой аппарат и с умилением слушать ничего не подозревающих студенток, обсуждающих его в его же присутствии.
Несложно догадаться, что у Смита напрочь отсутствовало всяческое понятие о романтике в отношениях с женщинами. Когда юная студентка Кэтрин неосторожно намекнула, что он ей нравится, Адам не нашел ничего лучшего, как втолкнуть наивную девчонку в первый попавшийся пустой автомобиль и… что было дальше, угадать несложно. Мужская половина студентов колледжа не выражала никакой радости по поводу того, что однокурсницы давно уже предпочитали их обществу ночные развлечения со Смитом. Правда, на то, чтобы коренным образом изменить сложившуюся несправедливость, у них не хватало храбрости: по колледжу ходили устрашающие легенды о том, что Адам на самом деле инопланетный резидент, присланный на землю с целью устроить всемирную катастрофу или, по крайней мере, сорвать зимнюю сессию (впрочем, не стоит их судить: внешность Адама и вправду была немного инопланетной). Единственное, что могли позволить себе студенты, – втихомолку обзывать Смита «очкариком», за что многие из них частенько не досчитывались зубов: всем известно, что с компьютером шутки плохи.
По прошествии нескольких лет Смит с горечью осознал, что переспал абсолютно со всеми студентками колледжа, и справедливо решил, что этим он выполнил и перевыполнил свою учебную программу. А так как кроме драк и секса он ничего не освоил, воинственной бабуле, скрепив сердце, пришлось определить непутевого внучка в единственно подходящее для него место – особую секретную службу, которую мы для ясности назовем Агентством. Там он и работал последующие несколько лет, пока на его многострадальную голову не свалилось новое несчастье по имени Нео.
Именно из-за провальной операции по ликвидации Великого Избранного командование Агентства вежливо попросило Смита проваливать из их конторы. Впрочем, не все было так трагично, как может показаться нам, представителям мягкосердечной людской расы: ветеранская пенсия плюс пособие по инвалидности – достаточные средства для нормальной жизни, да и бесплатный проезд в метро за Смитом сохранился, так что оставшийся без работы Адам отнюдь не бедствовал.
Несмотря на то, что Нео и Смит должны были возненавидеть друг друга, на самом деле их отношения были почти что приятельскими. Великий Избранный, ходячая цитадель добродетели, просто не мог считать Смита врагом, а что касается Адама… при всем своем не знающем меры эгоизме Смит остро нуждался в дружеской поддержке хотя бы для того, чтобы излить великодушному Нео накопившиеся жалобы и претензии. Эта странная дружба сохранилась между ними на всю жизнь: после традиционной субботней потасовки Смита и Нео можно было легко обнаружить за стойкой ближайшего бара, а после – под первым попавшимся забором.
Казалось бы, жизнь Смита втиснулась в более-менее спокойную колею, но это спокойствие имело обманчивый интерфейс. Нельзя сказать, что Адам был совсем уж бессердечным: затаившийся в дебрях его микросхем огонек любви тлел подобно красной лампочке системного блока – то темнее, то ярче, словно ожидая прихода своей Единственной. Лишенный материнской платы – простите, ласки – Смит хранил в глубинах виртуальной памяти загрузочные файлы таких чувств, как нежность, верность и сострадание; он был способен на настоящую любовь, и все системы его организма давно уже находились в трепетном ожидании некоего События. И случай не заставил себя ждать…
Это было обычное, отвратительно сырое и холодное, воскресное утро. Смит обнаружил себя заснувшим прямо посреди коридора: вчерашний день он, как всегда, провел в компании Нео и трех бутылок виски. Следующие пять минут были потрачены на поиски драгоценных очков; нащупав свое сокровище в кармане брюк, Смит аккуратно вернул очки на их законное место, после чего окружающий мир вновь обрел для него четкость. Вторым важным пунктом в списке неотложных действий значился визит в ванную. Ослабив тугую петлю черного галстука, Адам погрузил голову под холодный душ с желанием хоть как-то унять охватившую его тошноту, которой кончается любой чрезмерный прием алкоголя. Когда вода была выключена, Смит обессилено уселся на пол. Стащив с себя грязные носки, он с унынием заключил, что ему светит грандиозная стирка. Раздосадованный этой новостью, Адам швырнул носки в корзину для белья, но не рассчитал траекторию, и один из них исчез с поля видимости прямо в недрах унитаза.
С мыслью «ну за что мне такое наказание?!» Адам уныло подполз к унитазу, дабы спасти свой носок от неминуемой гибели. Выловив злополучный предмет, Смит с удивлением почувствовал, как на его ладонь плюхнулось нечто холодное, мокрое и слизистое. Проклятая тяга к познанию, в прошлый раз чуть было не стоившая ему жизни, вновь овладела машинным интеллектом Адама. Осторожно развернув носок, он с удивлением уставился на пребывавшее в его руках диковинное существо. Странная «рыба» походила на смесь осьминога с пираньей (видимо, мутировала она в благоприятной для этого среде канализации). Передняя часть твари была покрыта тысячами маленьких глаз, большинство из которых взирали на Смита с недовольством и агрессией. Но самым странным являлось поведение Адама: вместо того, чтобы немедленно прихлопнуть «рыбу», как сделал бы любой нормальный человек, Смит взирал на Подарок Судьбы с нескрываемым умилением. Трепетно скользнув пальцем по липкой спинке озябшего существа, растроганный агент тут же бросился на кухню, чтобы подыскать для нового питомца подходящую емкость, которой стала наполненная водой кастрюля. И дарован был рыбе новый дом, и окрестил ее Адам Горгоной. Сложно сказать, что именно вызвало у Смита такую привязанность к этой «рыбе», хотя… возможно, причина крылась в том, что Смит все же был не совсем обычной машиной.
Адам не отходил от кастрюли с «рыбкой» весь день, и в душе его потихоньку разгоралось новое, доселе неведомое чувство - как он думал, взаимное. Судя по внешним признакам, Горгона отнюдь не разделяла его мнение. Все произошло, когда бедняга Смит расчувствовался настолько, что возжелал приласкать свою любимицу. Три тысячи пятый глаз Горгоны стал медленно наливаться кровью, со злобой наблюдая за тем, как рука агента погружается в кастрюлю. И в тот момент, когда Адам почти что дотронулся до увенчанной тысячами глаз головки Горгоны, она совершила внезапный рывок, и ее крепкие, словно сталь, челюсти прочно сомкнулись на его пальце.
Неверно считают, что машина не чувствует боли. Укушенный агент дико завопил и попытался стащить схватившую его палец рыбку, но тщетно: остры были зубы Горгоны, глубоко вонзились они в его программную плоть. Наконец, она соизволила отпустить Смита и благополучно плюхнулось в родные кастрюльные воды.
Нечего и говорить, что после этого нападения рука Смита находилась в крайне плачевном состоянии. Испуганный агент тут же бросился в сионский госпиталь, но на сей раз все обошлось благополучно: после наложения семнадцати швов Смит был отпущен домой. Но, вопреки всем постулатам здоровой логики, любовь Смита к Горгоне не пропала, даже несмотря на то, что из-за нее Адам чуть было не лишился пальца. Да и Горгона сменила гнев на милость, видя какой заботой окружил ее агент. Смит приобрел своей любимице банку-аквариум и каждый вторник ходил в зоомагазин за пачкой питательного рыбного корма, а вечерами он брал аквариум с Горгоной на долгие прогулки по городскому парку. Дни шли за днями, и Горгона прочно закрепила за собой статус единственной «женщины» Смита. В этом странном союзе программы и рыбы зародились гармоничные семейные отношения. Смит мог разговаривать с Горгоной часами. Он даже жаловался ей на постоянные задержки пенсии, а жаловаться особе женского пола в его понимании означало высшую степень доверия. Когда наступала ночь, Адам ставил аквариум на табурет рядом со своей кроватью и, засыпая, подолгу всматривался в 1601-й, 1409-й и 3064-й глаза Горгоны сиявшие в темноте рубиново-красными огоньками… Впрочем, давно забытый витающим в облаках счастья агентом инцидент с уксусом за палец все-таки не прошел бесследно и в конечном итоге обернулся неожиданными и грандиозными последствиями… но об этом будет рассказано позже. Пробуждение такого чувства, как любовь, стало одной из главных причин хронического сбоя, из-за которого Смит постепенно становился человеком. И первыми симптомом этих перемен стала проснувшаяся в Адаме потребность к приему пищи. Не то, чтобы ему действительно хотелось есть: просто с некоторых пор Смит начал проявлять к еде нездоровый (для программы) интерес. Вся трудность заключалась в том, что агент абсолютно не представлял, чем питаются обычные люди. И в этот переломный момент свою роковую роль сыграла Тринити, к которой Смит иногда захаживал ради ночных развлечений. Именно в ее квартире (вернее, в оккупированной ими квартире Нео) Адама постигло первое знакомство с Пищей, и воплотилась эта пища в предложенную Тринити шоколадку. Вот тут-то и начались злоключения…
Как истинный самовлюбленный эгоист, Смит не мог не оценить подобную вкуснятину и почему-то решил, что отныне он будет есть исключительно шоколад и сладости. Что последовало за этим судьбоносным решением, угадать не сложно. Адам начал употреблять шоколадные изделия в неограниченном количестве, не зная в своем увлечении ни благоразумия, ни меры. В те дни Смита можно было увидеть перед витринами кондитерских магазинов, пребывающего в состоянии мучительного выбора между той или иной коробкой с конфетами. Теперь Адам не знал большего наслаждения, чем растянувшись на кровати, один за один отправлять в рот кусочки шоколадной плитки. Шли дни, увлечение все не проходило, и, наконец, Смита настигли последствия его излишеств. Первым побочным эффектом стала зубная боль, посещавшая Смита несколько раз на день. Агент стоически переносил сие несчастье, но к стоматологу так и не обратился: с детских лет его вводило в ужас противное визжание бормашины. Впрочем, настоящее испытание ожидало Смита в будущем…
Это случилось одним субботним днем. Адам как раз стоял перед зеркалом, с досадой исследуя подпорченный зубной ряд, когда откуда-то с улицы послышался громкий крик: «Эй, Смит!!» Измученный бессонной ночью с грелкой у щеки агент выглянул за стекло, дабы увидеть Нео, ждавшего начала традиционной субботней потасовки. Уныло проговорив «сейчас спущусь», Смит натянул на себя пиджак и принялся за брюки. Все бы ничего, да только брюки неожиданно оказались для него слишком узкими. С большим трудом застегнув пуговицу на их поясе, Смит подзарядился куском шоколадки, тщательно вылизал пальцы и, не спеша, спустился вниз. Именно тогда его впервые посетила мысль о диете, но… жестокая судьба нашла для Смитовой проблемы иное, более радикальное решение.
После пяти минут вдохновенной драки Великому Избранному удалось провести прицельный удар в живот, после которого Смит оказался на асфальте. В глазах агента вспыхнула дикая ярость: понятное дело, проигрывать он не любил. Резким рывком Смит вышел в боевую стойку и уже собрался нанести противнику ответный удар, когда странное ощущение заставило его остановиться. Крайне озадаченный Нео в оцепенении наблюдал за тем, как лицо Смита покрылось мертвенной бледностью; с тихим стоном он согнулся и упал на колени. Добросердечный Нео тут же бросился на помощь товарищу, подумав, что навредил ему своим ударом… Дела агента были плохи: дикая боль в животе парализовала его центральный процессор; единственное, что он произнести: «Идиот… вызови "Скорую"…»
Когда захлопнулись двери операционной Сионского госпиталя, у Нео не осталось никаких сомнений: Смита свалил аппендицит.

Тонкая линия кардиограммы с завидным постоянством вырисовывала на экране прямые и кривые линии. Витая в снах, навеянных наркозом, Смит смутно различил какой-то тихий звук из мира Реальности. Чуть приоткрыв глаза, Адам всмотрелся в расплывчатые пятна белого цвета; недовольный увиденным Смит хотел было приняться за традиционный розыск очков, когда заметил туманные очертания некой личности в пальто и черных очках, которая восседала рядом с его кроватью. Вполне резонно заключив, что эта личность является мистером Андерсоном, Смит прошептал: «Рад, что ты здесь, Нео». Но каким же был ужас Адама, когда таинственная тень внезапно обернулась его бабушкой…
Если бы Смит был в состоянии вскочить на ноги и закричать, он это бы сделал. К счастью или к сожалению, недавняя операция свела на «нет» рабочую мощность его систем. Агент оказался совершенно беззащитен перед лицом внезапно нагрянувшего несчастья; все, что ему оставалось, - в который раз покориться прихоти судьбы. Как вы уже догадались, бабушка Смита принадлежала к тому типу женщин-командирш, с которыми и в добром здравии управиться не просто, а уж Адам… нечего и говорить, в какой кошмар для него обратился процесс «выздоровления». Не в меру заботливая бабуля установила над внучком полный и тотальный контроль. Когда заархивировался шрам, она немедленно перезагрузила Смита в свой черный «Крайслер» и отвезла его прямиком в родную квартиру. С тех пор для Адама началась воистину «сладкая» жизнь… Категорически запретив ему вставать с постели, старая коммунистка полностью оккупировала всю его жилплощадь, а в особенности кухню: перед тем, как выписать Адама из больницы, местный врач (патологоанатом по образованию) выдал на руки бабушке длиннейший список всяческих лечебных препаратов среди которых содержался такой себе рецепт под красноречивым названием «Диетический кисель»… Что-что, а этот ужас Смит без сомнения, запомнил на всю оставшуюся жизнь. От одного вида липкой, густой и непомерно вонючей жидкости Адама выворачивало наизнанку, что несведущая в медицине бабушка считала послеоперационным осложнением. Но самым ужасным для Смита стал полнейший запрет на употребление каких бы то ни было сладостей. И если в больнице он не осознавал всей глубины этой трагедии, то сейчас это было трагично вдвойне. Блуждающий по комнате взгляд Адама то и дело натыкался на пустые коробки из-под конфет или шоколадные обертки; он отворачивался закрывал глаза, даже пробовал снять очки, но все эти способы скрыться от проблемы лишь добавляли ему мучений. В конце концов, Смита хватила настоящая «ломка» с температурой и болью в суставах. Не сложно догадаться, что сей факт побудил любящую бабулю перейти на более интенсивный график ухода за внучком. Тяжелые будни больного скрашивали разве что редкие визиты Нео, тайно приносившего ему шоколадки в боксах от компакт-дисков, но этих запасов, тщательно скрытых под подушкой, хватало, увы, ненадолго.
Впрочем, наиболее пострадавшим персонажем этой истории была, пожалуй, Горгона. Властная бабушка разлучила ее со Смитом прямо в день приезда, мотивировав свои действия тем, что ему необходим полный покой. Несмотря на слезные мольбы Адама позаботиться о его любимой «рыбке», почетный ветеран Компартии распорядилась долей Горгоны по своему. В действительности бабушка Смита считала моду на разведение рыбок следствием тлетворного влияния западного империалистического общества на матричную культуру. Таким образом, бедная Горгона сразу же попала в немилость у новой владычицы смитовых апартаментов. Удалив «рыбку» из родного аквариума, жестокая бабуля перенесла ее в кухонную раковину, вместилище объедков и грязных тарелок. Естественно, такое положение дел Горгону не удовлетворяло; она попыталась отомстить своему врагу все тем же способом с укусом, но разозлившаяся коммунистка немедленно подавила сей бунт, привязав к ее щупальцу своеобразный «якорь» из тяжелой резиновой пробки. Но наибольший садизм бабуля проявляла тогда, когда бралась за продолжительное мытье посуды, для этой цели используя сильнодействующее средство под именем «Доместос». Ужасно едкие компоненты «адской смеси» негативно отразились на кружившей в водах раковины Горгоне, вызвав у нее целый ряд аллергических реакций. Несчастное создание переносило все издевательства со свойственным рыбам молчаливым смирением, мечтая лишь о том, чтобы ее хозяин быстрее выздоровел и спас свою любимицу из лап служительницы коммунизма…

Следуя процедуре, с которой начинался каждый его день, Смит вытащил изо рта градусник и скептически уставился на тонкую ртутную полосу. Тридцать шесть и семь – это уже что-то… по крайней мере, не сорок три и два, как было в прошлый четверг… Довольно улыбнувшись, Смит приподнялся на локтях и заметил оставленное ему послание, которое гласило: «Ушла за продуктами. Вернусь нескоро. Бабушка. Р.S. Не забудь о лекарстве». Крайне подозрительно взглянув на рассыпанные по записке таблетки, Адам решил, что до возвращения бабушки травиться этой мерзостью он не будет. Внезапно Смит ощутил в себе силы, достаточные для того, чтобы встать с кровати. Обрадованный этим известием, он спустил ноги на пол, медленно выпрямился и, шатаясь с непривычки, сделал несколько шагов в сторону висящего на стене зеркала. Увиденное там Смита не порадовало. Прямыми последствиями интенсивного курса лечения стали осунувшееся лицо и темные круги под глазами. Впрочем, не все было так печально: строжайшая диета плюс чертов диетический кисель, привели к тому, что Смит вернул свою подтянутую, спортивную фигуру, подпорченную употреблением шоколада. Довольно поправив ворот белой пижамы, Смит не без радости отметил еще одну приятную деталь: впервые за последние два месяца, вместо желания что-нибудь съесть, он захотел курить. Обнадеженный этой приятной переменой, Смит огляделся вокруг, раздумывая над тем, куда же бдительная бабуля спрятала его сигареты. Обыск помещения решено было начать с кухни…
Если бы Смит увидел свою Горгону в протухшей раковинной воде, да еще и с привязанной к ней пробкой, это уж точно бы стало последним ударом для его хрупкого здоровья. Наверняка, Адам не избежал бы этого открытия, не вмешайся в дело шкурка от картошки, выпавшая из близлежащего мусорного ведра. Совершенно не заметив, лежащий на его пути враждебный предмет, Адам наступил на шкурку, поскользнулся и со всего размаху грохнулся на пол.
Прошло несколько минут, прежде чем Смит, наконец, пришел в сознание. Он недовольно потер ушибленную щеку и с горечью отметил, что появления обширного синяка ему не избежать... В этот момент Адам вдруг понял, что очки, доселе пребывавшие на его носу, куда-то исчезли. Поддавшись тревоге, он тут же перешел в стойку на корточках и принялся за долгие поиски незаменимого предмета на просторах кухни. Впрочем, поиск длился недолго и совсем скоро Смит наткнулся на жалкие остатки разбившихся при падении очков. Глаза агента наполнились слезами; оглянувшись вокруг, Смит почувствовал себя абсолютно беспомощным и беззащитным существом, что для мужчины его возраста было по меньшей мере странным.
Расстроенный Адам вытер слезы пижамным рукавом. О поисках сигарет можно было и не думать. Единственной перспективой в этой ситуации было вернуться в родную комнату и смиренно ожидать прихода бабули. Схватившись за стену, Смит осторожно поднялся на ноги и попробовал разглядеть выход, но выход он так и не увидел. Бедняга Смит вытянул вперед руки и решительно направился по направлению к Белому Пятну (в реальности – холодильник), справедливо считая, что искомая дверь рано или поздно попадется на его пути. Врезаясь в стены, спотыкаясь о расставленные на полу пакеты с овощами, он двигался по замысловатому маршруту. Наконец, Смит заметил невдалеке Большой Светящийся Квадрат (хвала небесам, это действительно была дверь, а не форточка). Обрадованный Адам поспешно направился на свет, и, несколько раз встретившись носом со стеной, все же покинул проклятую кухню.
Итак, после долгих странствий Смит вновь оказался в своей постели. Он болезненно переносил неприятности с очками, а уж тем более имея расшатанные общением с бабушкой нервы. Пребывая в отвратительном состоянии, Адам решил хоть немного улучшить самочувствие с помощью лежавших на столе таблеток, как-то не подумав о том, что их следует принимать не все сразу, а постепенно… Результат не заставил себя ждать. Вернувшаяся из магазина бабушка нашла внучка в плену наркотических галлюцинаций; сидящий на кровати в позе индийских йогов Адам при появлении бабули выдал в ее адрес бессвязное признание в глубочайшей любви, при этом почему-то обращаясь к вешалке. Покачав головой, бабушка удрученно изрекла: «Тебе бы жениться, милый…» и насильственно всунула Смиту тройную дозу снотворного. Отдав многострадальные очки в ремонт и собрав чемоданы, бабуля нежно поцеловала своего внука, крепко заснувшего в обнимку с подушкой, и с чувством исполненного долга покинула его квартиру. Единственный неутешительный вывод, который бывалая социалистка вынесла из этой истории, - как ни старайся, машину в человека не переделаешь. Но на сей раз она ошибалась…
Вот и пришло время напомнить о знаковом для Смита событии – укусе за палец, виновником которого была Горгона. Адам освободил свою любимицу из кухонного плена на следующее утро после ухода бабушки, по доброте души не догадавшись, кто был виновником всего этого кошмара. Казалось бы, жизнь Смита вновь вернулась в свое русло, но это было не совсем так: с Горгоной начали происходить едва заметные изменения, настолько незаметные, что Адам не разглядел бы их и под микроскопом. Причиной тому был отнюдь не «Доместос», а нечто более тонкое и глубинное… Видимо, вместе с кровью Смита, попавшей внутрь Горгоны при укусе в ее организме оказались и кусочки микросхем, которые совершенно необъяснимым образом запустили естественный процесс оплодотворения… По прошествии нескольких недель эта история результировала в беспрецедентно грандиозное событие.

Дремлющий в своем сионском «бараке» Великий Избранный был вырван из мира грез громовым стуком в дверь. Аккуратно отложив в сторону уснувшую на его груди Тринити, Нео с недовольной миной обулся в домашние тапочки из шкуры гепарда, убитого Морфеусом на сафари, и нехотя поплелся к содрогающейся от ударов входной двери. В ответ на сонную реплику Избранного: «Кто там?» - раздался нетерпеливый крик: «Открой, это я!» Безошибочно определив, что данное «я» обозначает Смита, Нео распахнул дверь, но сделал он это зря: крайне возбужденный Адам буквально набросился на Великого Избранного. Столь бурное «приветствие» привело к тому, что они оба оказались на паркете. Вцепившись в плечи Избранного, Смит радостно крикнул:
- Поздравь меня, Нео, - я стал отцом!!
Ошеломленный борец с машинами попытался добиться от своего друга более подробных объяснений или хотя бы узнать имя той героической девушки, которая отважилась связать свою жизнь с жизнью Смита, но лежание на полу отнюдь не располагало к подробным беседам. Вежливо спихнув с себя Адама, Нео поднялся на ноги, взял перенервничавшего «папашу» под локоть и привел его в спальню, по совместительству служившую гостиной (жилище Избранного было однокомнатным). После того, как спящая Тринити была отодвинута на самый край кровати, Нео принялся за расспросы, и с каждой новой репликой Смита его лицо отражало все большее и большее изумление…
А Смит рассказал ему вот что. Выстояв длинную очередь за ветеранской пенсией, агент вернулся домой около пяти, злой, измученный и уставший. Не в силах больше стоять на ногах, Смит замертво повалился на кровать и проспал часов до семи. Когда системы его организма вновь вернулись в рабочее состояние, Адам приоткрыл глаза и (как он часто делал, когда нуждался в понимании и сочувствии) бросил взгляд на аквариум Горгоны. Внезапно Смит понял, что Горгона там не одна… Поддавшись бесконтрольному страху, Смит тут же схватил очки и прильнул к самому стеклу банки, дабы увидеть там поразительную картину: в воде около сияющей счастьем Горгоны кружили… шестнадцать крошечных мальков.
Смит почувствовал, как у него подгибаются колени. Все, что он смог сделать, - одарить свою любимицу застывшим вопросительным взглядом. Он прочел ответ в ее бесчисленных глазах, словно говоривших ему: «Это твои дети»… В тот вечер Смит был самой счастливой машиной на земле.
Настала ночь, но Адаму так и не удалось уснуть из за переполнявших его чувств. В который раз он включал свет, брал в руки аквариум и со слезами на глазах любовался своим потомством. Их было шестнадцать, шестнадцать рыбок, как две капли воды похожих на свою маму. Пятнадцать мальчиков были вылитой копией Горгоны: черные тельца, щупальца и многочисленные красноватые глазки. Шестнадцатый малек был девочкой, больше похожей на отца: у нее имелось всего три глазика типично смитовского серого цвета. Ее хрупкое, почти прозрачное тело было окрашено в нежно–розовый, а по ночам Милка (так назвал ее Смит) испускала едва заметное сияние.
Вот такую историю Адам поведал Великому Избранному. Возможно, Нео удалось бы узнать дополнительные подробности о внешнем виде и характере смитовых малюток, если бы не внезапное вмешательство Тринити. Воительница пробудилась как раз при словах «шестнадцать детей» и, неверно поняв смысл этой фразы, наградила Нео и Адама душераздирающим воплем, после которого двум друзьям невольно пришлось умолкнуть.
Впрочем, новоявленный «папочка» обрел поддержку с совсем уж неожиданной стороны. Великий и ужасный Морфеус, который ненавидел Смита всеми клетками мозгов, прослышал об отцовстве Адама от дико перепуганной «шестнадцатью детьми» Тринити и тут же бросился в квартиру агента, дабы увидеть все самому. К слову сказать, он был расистом и, не особо скрывая этот факт, презирал всю «белую» часть человечества. Но, как только Морфеус увидел, что у «бледнолицего» Адама появились «черные» дети (а мальки действительно были черными), он сразу же изменил свое отношение к Смиту и на радостях даже предложил стать их крестным, но агент вежливо объяснил ему, что рыбы в крестных не нуждаются.
Время шло, мальки подрастали и кушали все больше хлебных крошек. Смит давно уже пребывал на седьмом небе от счастья; он был настолько поглощен заботой о своем потомстве, что даже забыл написать бабушке и поздравить ее с правнуками. Но жестокая судьба готовила ему еще одно страшное испытание…
Это случилось ночью, когда Адам мирно спал под покровом темного одеяла. Его сосед сверху, семидесятилетний дед, с которым Смит частенько встречался в очередях за пенсией, решил проявить самодеятельность в починке водопроводных труб и, конечно же, потерпел в этом благородном начинании полнейший крах. Поэтому было совсем неудивительно, что потолок квартиры Смита начал потихоньку затягиваться водными каплями. Не прошло и получаса, как «наводнение» приобрело угрожающий характер: мелкие куски штукатурки стали отваливаться от сырого потолка и падать прямо в аквариум. Понятное дело, Горгона была страшно обеспокоена этой катастрофой. Смитова рыба тут же вспомнила о конце света, которым пугал ее на ночь папаша, осьминог по имени Ринго… Нещадные струи воды заливали аквариум, а с потолка падали все новые и новые куски штукатурной массы. Тревога за судьбу детей овладела Горгоной; заботливая мама возжелала освободить малышей от страшных мук, по россказням Ринго неизменно сопровождавших Апокалипсис. Смирившись со своей судьбой, она оплела цепкими щупальцами одного из сынов своих, приблизила к себе его дрожащее от страха тельце, и двумя быстрыми движениями разорвала юную «рыбку» на куски…
…Смит проснулся и подскочил на кровати оттого, что новоявленная струя воды ниспала в его ухо, просочившись сквозь давнюю трещину, которая осталась еще с того времени, когда в этой квартире жил охотливый до неудачных ремонтов потолка русский шпион. Оглянувшись и узрев вышеописанный хаос, Смит в ужасе подумал: «Дети!! Горгона!!» Он тут же бросился к аквариуму с намерением эвакуировать дорогих ему существ из зоны «стихийного бедствия», и… увидел страшную картину. Вода аквариума была черной от слизи, заменявшей рыбам–мутантам кровь; на дне стеклянной банки покоились останки мальков, а сама Горгона как раз разжевывала нежно-розовое тельце любимицы Адама – Милки…
Смит понял все. Он опустился на колени в лужу холодной воды, и лишь бесстрастное стекло очков скрывало наполнившие его глаза слезы… Горгона чувствовала его боль; она хотела все объяснить, рассказать, почему она совершила этот поступок, но – не могла, ибо не наделила ее природа даром речи. С той роковой секунды между Смитом и Горгоной возникла невидимая стена…

Через несколько дней на заднем дворе дома состоялось необычное «собрание». Над открытым люком канализации стоял мрачный и расстроенный Морфеус. В его руках находилась трехлитровая банка с той самой водой, в которой произошло съедение мальков; «урна с прахом» была обвязана длинной веревкой. Боковая дверь распахнулась, и оттуда вышли трое. Тринити была в своем кожаном мотокостюме. О трауре напоминала лишь черная бандана с белыми черепами, венчавшая ее голову. Шедший рядом с ней Нео заботливо поддерживал под руку Смита. Адам был совсем плох; горе обессилило его, и каждый шаг давался ему с большим трудом. Наконец, процессия достигла искомого люка. После этого держащий банку Морфеус начал длинную речь о том, как он скорбит о безвременной кончине своих «крестников», постепенно переходя на поучительные легенды южноафриканского племени бибапалула, откуда вел начало его славный род. Во время этого трогательного выступления Тринити проливала горькие слезы, время от времени обращаясь к помощи зажатой в ее руке шкурки лука. Нео переносил сие испытание со свойственным ему мужеством, а Смит… он плакал, опустив голову на плечо Великого Избранного, и ничто в мире не могло утешить его горе.
По окончании речи Морфеус взялся за край бечевки и начал медленно опускать банку в черный провал люка. Когда останки мальков были навечно погребены под тяжелой металлической крышкой, Смит впервые осознал весь ужас своей потери. Не в силах терпеть боль, он лишился чувств, и Нео пришлось относить его в квартиру на руках.
Когда Адам пришел в себя он обратился к Великому Избранному с нелегкой просьбой. Смит не мог возненавидеть Горгону – и не мог простить ей то, как жестоко она распорядилась судьбой их деток. Каждый взгляд на аквариум приносил ему непереносимые страдания, поэтому Адам решил попросить Нео взять его рыбу к себе, чтобы знать, что любовь всей его программной жизни находится в добрых руках. Нео не мог отказать другу и согласился.
Теперь Горгона жила на кухонном столе в «бараке» Избранного: Нео поселил ее туда, чтобы было легче менять ей воду. Она сильно скучала по Адаму, хотя и понимала, что они никогда не будут вместе. И небеса смилостивились над несчастным существом, даровав Горгоне то, что она больше всего желала…
Однажды утром сонный и усталый Нео вернулся домой после ночного дежурства на вахте Ворот в Сион. Тринити смылась к какому-то Хьюго, завтрака не было. Расстроенный Нео поплелся на кухню, чтобы сообразить себе чашечку кофе. Его глаза хронически слипались после бессонной ночи; неудивительно, что, потянувшись за кофеваркой, он угодил локтем в огромную башню из немытых тарелок, которые накопились там за неделю, прошедшую с момента встречи Тринити и ее нового любовничка. С громовым треском вся «конструкция» рухнула прямо на аквариум, и осколки тонкого баночного стекла разлетелись подобно сверкающим брызгам. Когда испуганный Нео подскочил к месту происшествия и направил свой взгляд в раковину, где покоились останки посуды, то успел заметить, как Горгона стремительно скользнула в маленькую дырочку, ведущую в водопровод, и - как думал Нео - пропала навсегда.
Весь следующий день Нео провел в плену невыносимых душевных терзаний. Он понимал, что ему придется рассказать Смиту о гибели Горгоны, но никак не решался сделать этот звонок, понимая, каким ударом это известие обернется для Адама… Наконец, чувство долга подавило последние сомнения, и Великий Избранный дрожащим пальцем надавил на первую цифру телефонного номера.
Ответа пришлось ждать долго. Лишь на вторую минуту долгих, тоскливых гудков Нео услышал заветный звук снимаемой трубки, и тихий голос Смита произнес: «Я слушаю». Эта короткая фраза была сказана с такой безнадежностью, что Нео тут же расхотелось сообщать Смиту горькое известие, но отступать было поздно…
…Из трубки уже минут семь доносились путанные и туманные реплики Избранного, абсолютно не представлявшего, с чего ему начать «повествование». Казалось, Смит его не слушал: агент неподвижно стоял у тумбы с телефоном, остановив свой взгляд на фотографии Горгоны и мальков… Наконец, голос Нео, до сих пор изрекавший фразы вроде «мне жаль, что все так вышло», печально сообщил: «Горгона – она… она погибла, Адам…»
Телефонная трубка выпала из руки Смита. Внутри него все остановилось; он даже не почувствовал, как оказался на полу… Только слабая боль в виске – и туман перед глазами…
Смит не помнил, когда он очнулся. Мысль о том, что он потерял последнюю, кто был ему дорог, въелась в его мозг, делая всю его жизнь невыносимой. Впрочем, Великий Избранный ошибся: Горгона не погибла. Попав в родную среду канализации, она долго скиталась по узким трубам и вонючим подземным заводям, пока не обрела покой в водоотстойнике атомной станции, встретив там новую любовь – ската по имени Моби, с которым и завела полноценную рыбью семью. Смит узнал о ее судьбе гораздо позже: Горгона (а ныне миссис Моби) ухитрилась послать ему сообщение по приплывшему с бытовыми стоками мобильнику. Сейчас же Адамом всецело овладела мысль о смерти. В первый раз он подумал об уходе из мира Матрицы, когда, обхватив руками голову, случайно нащупал старый шрам, оставшийся после удара Судьбоносным Кирпичом. Смит знал: такой жизни он не хочет, и каждый новый день неумолимо приближал его к последнему, решающему повороту…

Часть 2